ЗНАМЕНИТЫЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС
Возможно ли поверить, что дебаты по поводу судебного процесса, который недавно проходил в шестом зале судебных заседаний уголовного суда Сены, не только далеки от того, чтобы объяснить некоторым игрокам необходимость остерегаться мошенничества греков, но даже предоставляют им аргументы, доказывающие беспомощность этих плутней.
— Смотрите,— заявил мне на днях один из добрых друзей, игрок столь же честный, сколь страстный,— смотрите, насколько малоопасны греки, и насколько наивны их хитрости и махинации! Только круглые дураки могут страшиться этих огородных пугал. Вы сами можете рассудить, когда я вам приведу в доказательство несколько деталей некоего судебного процесса, главного героя которого вы знаете. Вот, что написано в «Судебных ведомостях»:
«Некий удачливый мартингалер Х…, чье счастье в игре сильно смахивало на чудо, позарился на состояние испанского дворянина, такого же богатого, сколь расточительного и могущего проигрывать, без малейших волнений, огромные суммы.
Х… удалось «пригласить» сего дворянина на вечеринку, где он надеялся с ним встретиться.
Придя первым в условленное место, Х… увидел крушение своих надежд: он надеялся на большую игру, а в салоне ничего не было кроме нескольких столов для виста и безмятежных игроков. А что можно сделать с этой игрой? Баккара, ландскнехт и тридцать-сорок гораздо лучше сделали бы свое дело. Он потребовал эти игры, вначале без успеха, а затем, в результате настойчивости, из кухни соседнего небольшого салона, принесли длинный стол, на который он набросил материю. Затем, вытащив из кармана мел, которым предусмотрительно запасся, он начертил таблицу для игры в тридцать-сорок.
Оказавшись в своей стихии, наш игрок выставил банк в двадцать тысяч франков. Золото и банкноты фигурно расположились на столе. Но, напрасно он закинул сию блестящую наживку. Публика была благоразумна, и осталась глухой к такой провокации. Один игрок, все-таки, решился рискнуть несколькими луидорами, однако партия затянулась и грозила заглохнуть за отсутствием подпитки свежими силами, когда, наконец, прибыл кастильский дворянин, принявший вызов банкомета и единолично оказывший ему сопротивление.
Через несколько мгновений, вновь прибывший, сорвал банк.
Х… не пал духом, выставил еще десять тысяч франков, но за время меньшее, чем понадобилось бы, чтобы пересчитать данную сумму, ее постигла та же участь, что и первую.
Были ли эти две неудачные попытки результатом оплошности или следствием заманивания? Трудно сказать. Как бы то ни было, но игра завершилась в течение нескольких минут.
Х…, у которого, несомненно, были свои планы, попытался завязать партию в экарте. С этой целью он, с одним из друзей, уселся за стол и каждый поставил банкноту в тысячу франков.
Партия была несерьезной, что легко подмечалось простым наблюдением. Оба играли рассеянно и даже не старались сбрасывать карты в масть.
Никто не ответил на этот странный вызов и битва закончилась за неимением желающих сражаться.
С отчаяния Х… снова решил сыграть в тридцать-сорок. В третий раз были поставлены десять тысяч франков, но и этот банк был сорван счастливым победителем первых двух.
Решительно Х… не везло во всех начинаниях. Репутация умелого игрока оказалась сильно скомпрометирована и он это понимал. Снова оставив тридцать-сорок он решил сыграть в поворотную для себя баккару. Однако, прежде чем начать партию, необходимо было собраться с силами, и он отправился в уединенный кабинет, где предался, в течение получаса, размышлениям о своих злоключениях. Он понял, что необходимо как-то повлиять на везение, которое не слишком его жаловало. Для этого он достал из карманов колоды карт, которые принес с собой, распечатал их, подготовил «запасы», зарядил свои «двойняшки» (карманы за пазухой), но сделал все без особого мастерства, поскольку, в доказательство своего простодушия, оставил в уборной обертки от колод, на которых стояли печати клуба, членом которого он состоял.
Защищенный от невезения этой броней, Х… вернулся в зал, присоединился к играющим в баккару, подождал пока наступит его очередь сдавать карты и выложил «запас» на колоду, почти также открыто, как и две тысячи франков на стол.— Принимаю любые ставки,— сказал он вызывающим тоном.
Испанский дворянин, скорее более ослепленный своим природным простодушием, чем избытком неожиданно нахлынувшего везения, поддался увлечению игры и стал принимать все ставки, которые ему предлагались. Но, теперь, фортуна была полностью под контролем. Она больше ничего не могла сделать для своего любимчика и, через несколько минут, сто тридцать тысяч франков стали добычей банкомета с «запасом». Ворох банкнот, которые покрыли стол, грозил вырасти еще больше. Игра приобрела гигантские размеры… Между двумя игроками завязалась смертельная дуэль.
Меж тем, перед лицом такого вызывающего везенья, перед такими компрометирующими уловками, глаза наконец раскрываются, и у присутствующих зарождаются подозрения. И, в тот момент, когда счастливый победитель, опьяненный своим успехом, мысленно мирно качался на волнах Пактоля¹, внезапно жуткий кошмар пришел на смену этому дивному сну миллионера. Мечтания разрушил обвиняющий голос:
— Мы не в притоне,— послышались суровые слова,— игра не может продолжаться таким образом. К нашей колоде были подмешаны другие карты.
— Вам-то откуда это известно?— уверенно парировал Х…
— Черт побери, мсье,— ответил его собеседник,— я это знаю, потому, что видел, как вы подмешали свой «запас» в колоду, и, в качестве доказательства, смотрите, вот ваши карты… Вы даже не соблаговолили согласовать особенности колод. Ваши бельше, чем остальные.
— Я признаю,— снова заговорил Х…, голосом, который старался сделать как можно более непринужденным, насколько позволяли обстоятельства,— я признаю, что эти карты принадлежат мне, но, в свое оправдание, я должен вам признаться, господа, в одной из моих слабостей: я суеверен. Я верю в счастливые свойства некоторых вещей. Я убежден, что карты моего клуба должны приносить мне удачу, и только по этой причине я их подмешал к остальным.
Эта вера в фетиши не удовлетворила публику, и она стала настаивать на возврате выигранного. Х… подчинился требованию, однако, он с трудом выпускал из своих рук драгоценные бумажки. Ему очень не хотелось их возвращать, так как он привык жить по принципу: что упало, то пропало. Крутясь во все стороны он начал повсюду рассовывать большую часть выигрыша. Это увиливание было обнаружено, что привело к новой форме поиска, которую теперь можно было назвать охотой за банкнотами. По всем углам начали искать, подбирать и собирать многочисленные остатки ставок, и, когда дошли обыска самого Х…, то нашли в его карманах пачки карт, вперемешку с банкнотами.»
— Я вас спрашиваю,— продолжил мой друг, заканчивая свою обвинительную речь,— разве это факты, из-за которых обществу стоит беспокоиться? В самом деле? Даже дети не попались бы на такое мошенничество! Из чего я заключаю, что всегда будет легко разоблачить таких плутов с ловкими пальцами повсюду, где бы они не пытались применять свои грубые маневры!
— Я согласен с вами,— ответил я своему слишком доверчивому другу,— что Х…, в своем мошенничестве, не продемонстрировал ни ума, ни ловкости. Но, из того, что нам попался неуклюжий мошенник, можем ли мы сделать вывод, что все они таковы? Нет, и да будет вам известно, что те, кто плутует в играх, как они сами себя называют греки, настолько же ловки, насколько и хитры. Если бы вы столкнулись с Андреасом или Шаффаром, то разделяли бы мое мнение, и оказались бы высокого мнения об умении членов «Общества Философов»!
— Признаюсь, что я не знаю, насколько сильны эти господа философы по части мошенничества, но хотел бы я бросить им вызов попробовать обмануть меня так, чтобы я этого не смог элементарно раскусить. Видите ли, грекам всегда нужны подготовленные карты, без которых они просто бессильны и часто терпят неудачу в своих маневрах.
— Я здесь не для того чтобы защищать работу греков,— ответил я,— я лишь считаю важным доказать вам опасность игры с этими ловкими эскамотерами. Вижу, что мне придется от этой мысли отказаться. В связи с этим обидно, что я поклялся никогда не играть в карты. В противном случае…
— В противном случае мы бы смогли увидеть здесь забавный фокус с картами. Я в этом не сомневаюсь. Но, что касается плутовства, то это уже другое дело: тут вам обязательно требуются подготовленные колоды карт.
— Вы заставляете меня сожалеть о том, что я не могу избавить вас от иллюзий.
— Неудачная отговорка!
— Берегитесь!
— Тогда я повторю свой вызов! Держу любой банк, играю на любых условиях против кого бы то ни было, в любую игру!
— Вы, значит, так сильны?
— Да, довольно-таки. Во всяком случае, так говорят люди.
— Хорошо, тогда я передумал, и принимаю ваш вызов. В конце концов, я совсем не против преподать вам маленький урок. Нашей ставкой, если позволите, будут десять франков в пользу бедняков. Я обязуюсь удвоить ставку и считать себя проигравшим в том случае, если вы меня поймаете за руку во время плутовства, поскольку, должен вам признаться, что несомненно буду плутовать.
Этот разговор имел место во время вечеринки среди близких друзей. Подле нас стоял стол для игры в вист, пустовавший уже некоторое время. Мы сели. Мой друг стал моим противником. Вокруг собралась многочисленная публика.
— Смотрите,— сказал я, вскрывая колоду, предоставленную хозяином дома,— я предлагаю вам игру в пикет на сто пятьдесят очков. Поскольку вы так сильны, я думаю, что смогу дать вам лишь фору в сто сорок девять очков, и вы будете раздавать первым.
— Какое безумие!— сказал мой друг,— давайте играть серьезно и обманите меня … если сможете.
— Я не приму игру кроме, как на этих условиях.
— Пусть будет так! Согласен.
Глубочайшая тишина воцарилась среди присутствующих, каждый из которых приготовился к самому тщательному наблюдению за игрой.Мы начали и, после того, как карты были перетасованы и разданы с безукоризненной точностью, я подождал пока мой противник дополнит свою руку сбросом.
— Если вы правильно сбросили, то должно быть имеете сейчас шестнадцать очков на дамах?
— Это все, что у меня есть
— Я знаю … Но это не сравнить с тем, что я вам сейчас покажу. Смотрите,— сказал я, раскладывая последовательно карты на столе:
1. Секст-мажор в пиках,
2. Кварт в королях,
3. Кварт на тузах.
— Подсчитаем: 16 и 6 дают 22, 22 и 14 дают 96, плюс 14 будет 110, которые с 13-ю картами и 40 очками за капот, дают 163. Я только что выиграл у вас с максимальным количеством очков, которые только могут быть в пикете. Гонорар от урока, который я вам дал, составляет десять франков. Хотите взять реванш в другой игре?
— Охотно,— сказал мой друг, немного оглушенный поражением, которое я ему нанес,— сыграем в экарте.
— Пусть будет так, но по-прежнему на тех же условиях.
Я перетасовал карты, позволил их подснять, раздал и остановился, чтобы объявить козыря.
— Плохой игрок, или новичок,— сказал я, все еще держа карту рубашкой вверх,— обязательно вскрыл бы короля.— Для грека же это ошибка. Этим действием он вызвал бы подозрение и лишил себя старшей карты. Лучше, чтобы он оставил его в своей руке. А раз так, я переворачиваю червовую девятку, и мои карты, как вы видите, представляют из себя последовательность из карт одной масти во главе с королем. Все взятки и король дают мне три очка. Теперь ваша очередь сдавать.
Противник, убежденный в том, что мои манипуляции позади, потому, что в этот раз карты у него, обрел уверенность и выразил сомнение в моем успехе.
Он перетасовал карты и сдал их самым тщательным образом, вскрыв червовую даму, посмотрев на свои карты и кажется оставшись довольным, поскольку я увидел на его губах улыбку надежды. Эта уверенность была недолгой.
Для меня было важно вновь взять карты и лишить его хода. Я поступил следующим образом:
— В какую игру мы играем,— спросил я с самым серьезным видом, раскладывая на столе рубашкой вверх карты, которые он мне только что cдал.
— В экарте,— ответил он удивленно.
— Хорошо, тогда почему вы сдали мне двенадцать карт? Посчитайте сами.
Мой противник вытаращил глаза. Публика затаила дыхание.
— Кто небрежно сдает, тот теряет свой ход,— продолжил я, забирая карты и сдавая их по новой.
— Мне осталось набрать два очка. Нет ничего проще. Я вскрываю на этот раз бубнового короля, и с моими картами беру все взятки. Я выиграл. Гонорар составляет еще десять франков. Хотите сыграть третью партию в другую игру?
— Право же, нет!— сказал мой друг, вставая из-за стола,— вы меня знатно проучили. Теперь я верю, что меня можно обмануть в игре так, чтобы я этого не заметил. Я заплатил за это, а точнее, я заплатил за то, чтобы это узнать…
И он оставил на сукне стола двадцать франков для бедных.
1. См. «Право» и «Судебные ведомости» от 21 и 22 марта 1863.
2. Пактоль — река в Лидии, вдоль которой находились золотые шахты и на дне которой, по преданию, тоже была золотая руда, что позволяло долго и безбедно существовать лидийским царям.