Я не знаю ни одного человека на земле, который не хотел бы, чтобы весь мир был в его распоряжении. Каждый человек готов обманывать.

Вальтер Ирвинг Скотт

«Я заработал очень много денег, играя в карты», — сказал Скотт. «Любого человека, который сядет играть со мной, потеряет свои деньги». В разговоре Скотт оправдал образ, созданный Макгуайром. Он был Фантомом карточного стола, лучшим в мире человек владеющим искусством манипуляций с колодой карт, и случайные хвастовства, часто произносимые в компании фокусников, помогали укрепить его репутацию. Но отсутствие каких-либо показаний свидетелей из первых рук заставило Вернона усомниться в том, что Скотт вообще когда-либо жульничал. Он считал непонятно почему имя Фантома никогда не упоминалось в разговорах с другими его контактами: мошенниками, которых он встречал, или парнями, работающими в игорных домах.

Фокусник и эксперт по азартным играм Руфус Стил сделал то же наблюдение, поставив под сомнение легенду о Фантоме. Скотт ответил с типичным юмором: он тоже никогда не слышал о Руфусе Стиле, а что касается Вернона, то Скотту было все равно, что думает Вернон. Его главная защита от таких обвинений была проста: «О хороших карточных игроках мало что слышно, потому что они не позволяют себе стать предметом споров и разговоров». Никакой шулер, достойный своей репутации, никогда не ищет огласки. Как далеко он зайдет, если все будут знать его имя? Это одна вещь, которую вы должны понять. Если у тебя репутация карточного шулера, ты даже не можешь играть с другими карточными шулерами!»

Мошенники, которые становятся известными, обычно терпят неудачу. Они были пойманы, заключены в тюрьму или перевоспитаны, и к любым их признаниям следует относиться с некоторым подозрением. Скотт никогда ни в чем не признавался. Он ни разу не рассказал о своей жизни, не описал ее в хронологическом порядке и не объяснил, как он превратился из фокусника-любителя в профессионального карточного шулера. Он никогда не пытался продать свои секреты; это сделал его друг Макгуайр, еще один пример неуместной уверенности, убедивший его в том, что фокусникам нельзя доверять. Он никогда не стремился произвести впечатление на магов или получить их одобрение, но, если принять во внимание все обстоятельства, они были единственными людьми на земле, которые могли оценить его навыки, и Скотт иногда терял бдительность, когда ему льстили. Газзо разговаривал с ним больше, чем с другими, и по мере развития их дружбы их разговоры иногда возвращались к временам, которые Скотт обычно предпочитал забыть. Он дал Газзо множество открытий о мире шулеров, в которых безошибочно угадывается подлинность, понимание, полученное из практического опыта, а не из книг. Соединяя эти фрагменты информации вместе, мы можем начать понимать, как Скотт когда-то использовал навыки, которые сделали его знаменитым, и почему Макгуайр, Даунс и многие другие карточные эксперты считали его настоящим.

Мир карточного шулерства, по словам Скотта, основан на отчаянии и подозрительности. Он думал, что невозможно играть в карты или бросать кости, не обманывая и не будучи обманутым. «Что касается карточных игр, я не думаю, что когда-либо видел карточную игру, в которой не было бы мошенника. Нет такого игрока, который не стал бы жульничать, если бы знал, как». Эта циничная философия сформировалась еще до того, как Скотт вырос с подросткового возраста, когда несколько дядей и приятелей по бильярдной поощряли его талант к манипуляциям с картами и давали советы, как его можно использовать с пользой. Она укрепилась во время Великой депрессии, когда игра в карты или бильярд стала для многих единственным источником дохода, а игра в покер за 10 центов была единственными деньгами, к которым у человека был шанс приблизиться.

«Я не знаю ни одного человека на земле, который не хотел бы, чтобы весь мир был в его распоряжении. Каждый человек стремится обмануть», — сказал Скотт. Это было широкое обобщение, но он не стал извиняться за него, объяснив, что оно было выковано опытом и отшлифовано столетиями реальной жизни, не всегда приятной. Он мог быть очень озлобленным и не мог предложить ничего, кроме пессимизма, потенциальным шулерам, которые, вдохновленные Эрднасе, полагали, что карточный жульничество — это веселая авантюра, в которой джентльмен побеждает своих противников в шутливой игре, а затем послеобеденным ужином. развлечение карточными фокусами для дам. Скотт, как и многие фокусники, был абсолютно очарован игрой в карты, но его глубоко возмущала жизнь, которая сопровождала ее. В оптимистичные моменты он любил называть себя «Аристократом карточного стола», но прекрасно понимал, что в этой профессии мало благородного, и ни на мгновение не пытался ее защитить.

Жульничество в карты способствовало цинизму и недоверию к человечеству, которые ему было трудно потерять. Он всегда был там; готов проявить себя по малейшему поводу. И если вы подвергнете сомнению это и предположите, что люди не так двуличны, как он утверждал, вы рискуете подвергнуться словесной атаке, которая редко достигает своей цели. «Как вы думаете, для чего нужны армия, флот и полиция?» — спросил он, не дожидаясь ответа. «Каждый из них здесь, чтобы помешать нам обманывать друг друга». Требование доказательств будет удовлетворено памятным примером из большой галереи темных изображений, лежащих прямо под его улыбкой.

Мы все рождаемся с определенной долей воровства. Если вы поместите двух детей в комнату и куском торта посередине, они выцарапают друг другу глаза, чтобы получить этот торт. Они дали нам христианство, чтобы контролировать все это. Теперь все это терпит неудачу. Христос умер и похоронен. Даже Всемогущий Бог, если бы он спустился сюда, захотел бы меня обмануть. Мы родились такими. Все люди рождаются эгоистичными.

Все люди в этой стране боятся друг друга. «Он причинит мне вред, если у него будет такая возможность». Эта чертовщина, которая рождается в человеке, и на которое не всегда способно животное. Это правда. Я читал всевозможные книги и лекции на протяжении всей своей жизни, и это мой окончательный вывод. Если вы прожили столько же, сколько я, и путешествовали по миру, как я, и встречали таких людей, как я, вы придете к такому выводу.

При их первой встрече с Фантомом, даже Газзо подвергся испытанию и Фантом спросил, предпочитает ли он взять домой драгоценность, а не автограф. Скотт всегда был подозрительным, осторожным в том, что он говорил и кому он говорил, но если он относился к вам с теплотой, наградой был проблеск мира, который видели немногие фокусники. Его воспоминания об азартных играх сильно контрастировали с рассказами Дая Вернона о шулерстве. Вернон рассказывал о них, как авантюрист, отец которого обнаружил копию царя Соломона. Он с энтузиазмом рассказывал о мошенниках, которые демонстрировали за карточным столом уловки, которых еще не освоил ни один фокусник. Он с ошеломленным восхищением наблюдал, как карты раздавались из середины колоды, и признался, что плакал, когда один мошенник перетасовал руку с тузами настолько идеально, что это граничило с чем-то сверхъестественным. Время от времени Вернон предлагал один из этих уловок, как крошечный самородок золота, как доказательство того, что его история правдива. Рассказы Скотта были гораздо менее гламурными. У него были очень смешанные чувства по поводу того, что он вновь посетил свою прошлую славу за карточным столом. Он говорил о них со смесью гордости и сожаления, и хотя у него было много практических слов об искусстве карточного мошенничества, редко когда он мог сказать что-нибудь хорошее о самом мошенничестве.